Священные места на реке Лена и в Восточном Саяне

Статьи 9 июня 2022 г.

Тект Сергей Волков

Иллюстрации священных мест на реке Лена и в Восточном Саяне из 12-го тома описания «Живописная Россия» (1895 г.)

Гравюра из издания «Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении», 1881–1901 гг.[i], с подписью «Священное место бурятов на правом берегу Лены» была позже опубликована в фундаментальном труде Н.М. Ядринцева «История освоения Сибири» (1892 г.), после чего повторялась во многих изданиях по сибирскому краеведению, однако интрига заключается в том, что рисунок не имеет никакого даже отдалённого сходства с описываемой местностью на реке Лена. Священное место бурятов и легенда о нём, точно соотносится с террасами Шишкинская писаница, а вот подобного рисунку, опасно нависшего над дорогой, причудливого камня, в виде половинки огромных размеров берцовой кости, здесь нет и никогда не существовало. Из чего можно сделать заключение, что эта гравюра – творческое воплощение художника на заданную тему – создать иллюстрацию по словесному описанию, а не с натуры, в стиле рисунков из Книги Марко Поло о многообразии мира с мифическими животными и диковинами для украшения книги. Это не точная зарисовки с натуры, а художественная иллюстрация, выполненная неизвестным мастером, который никогда воочию не видел эту местность. Практика изготовления подобных иллюстраций к текстам западно-европейских путешественников XIII–XVIII вв. характерна для изданных книг того времени, в т.ч. для знаменитого труда Н. Витсена «Северная и Восточная Тартария» (1692 г.), автор которого никогда сам не был на описываемой им территории, а рисунки для своего труда заказывал у местных голландских художников, рассказывая что следует нарисовать. Другая гравюра из того же издания «Живописная Россия» с подписью «Священная у сойотов сквозная арка Нуху-Дабан», наглядно демонстрирует расхождение публикуемых иллюстраций с реальными объектами. Единственный совпадающий признак у них – сквозное арочное отверстие в скале, на гравюре это большая арка на дне ущелья горной реки, в действительности – небольшое отверстие в скале на вершине перевала.

Слева - реальная святыня, справа - гравюра из "Живописная Россия"

Священные врата сойотов. Окинский район. Бурятия

Голец Нуху-Дабан (Священные врата Нухен-Дабан). Нуху-Дабан – горный перевал из долины реки Иркута в долину реки Оки, северный голец хребта Мунку-Сардык. Расположен по левому берегу реки Средний Иркут, после слияния с Белым Иркутом, от в 2,3 км от автомобильной дороги. Голец сложен из известняка и гранита и имеет сквозное отверстие в виде ворот, сужающееся в сторону долины Иркута. Перевал Нуху-Дабан, получивший свое название от известкового утеса со сквозной дырой, через которую проходила тропа (дословно нуху – «дыра», дабан – «перевал»). По свидетельству краеведа П. Хороших (1950 г.), около арки на склоне горы в середине ХХ в. были видны древние рисунки и тибетские надписи. Арку можно увидеть, если подняться по старой Окинской тропе на перевал, но от рисунков уже не осталось следов.

Как гласит предание, эпический герой Гэсэр-Хан в погоне за волшебной серебристой лисицей проложил себе кратчайший путь, пробив стрелой проход в горной стене, ставшей преградой на его тропе. Так появились эти священные врата. Здесь в старину проводился шаманский ритуал полного очищения, для этого надо было пройти через дыру в скале. Пройти через неё непросто – с одной стороны удобный подход и большой 4-х метровый проём, с другой стороны узкое отверстие с выходом на отвесной скале, нужно специальное снаряжение или навыки скалолазания, чтобы невредимым спуститься вниз.

Священное место бурятов на правом берегу Лены

Открыт памятник «Шишкинская писаница» для науки был в начале XVIII века одним из руководителей Великих Северных экспедиций Г.Ф. Миллером. По его приказу некоторые рисунки и священный для бурят высокий столбовидный останец между падями правая Шаманка и Мельничная скопировал художник Люрсениус. Этот рисунок с натуры опубликован в 1 томе фундаментального труда Г.Ф. Миллера «История Сибири» (1750 г.) с подписью «Рисунок шаманского камня на р. Лене», однако и с этой иллюстрацией есть также интрига – ничего подобного, напоминающего рисунок столбовидного останца художника Люрсениуса на террасах Шишкинская писаница нет.

Ступенчатые горизонтальные ярусы сложены красноцветным верхнекембрийским песчаником высотой 60–75 м в центре и 30–50 м по краям протянулись здесь вдоль поймы реки на 3,5 км, находятся они рядом с дорогой из Качуга, в 14 км выше Верхоленска.Рисунки на плоскостях этих ступенчатых блоков планомерно и детально изучались учёными, поэтому все скалы пронумерованы, подробно картографированы и многократно сфотографированы. Мировую известность петроглифы приобрели в середине XX в. после публикации большей части материалов академиком А. П. Окладниковым.

Примерно на середине высоты обрыва, перед узкой полки у скалы под номером XIX находится обрубленная вершина антропоморфной скалы «Шаманский камень». В этом месте много щелей, где посетители до сих пор оставляют монеты. Этот песчаный толстоплитчатый останец, слегка похожий, согласно многочисленным описаниям, на четырехугольный столб из красного песчаника высотой 6 м, в облике которого люди, одарённые фантазией, видят черты схожие с головой воина с носом и глазными впадинами, называется местными жителями Хара-Ажирай (Чёрный Ажирай) или Ажирай-Бухэ (Ажирай-силач).

В историко-этнографическим описании А. Щекотова «Словарь географического Российского государства» (1808 г.) об этом месте говорится: «Шаманское урочище в Иркутской губернии лежит на правой стороне р. Лены, при которой есть высокая гора и при ней каменный холм. На нем природа сделала изображение, подобное человеку, которое тунгузы и братские с обожанием почитают, и каждый из них мимо идучи, закон себе поставляет камню сему приносить что-нибудь в жертву»[ii].

В книге «Новейшие любопытные и достоверные повествования о Восточной Сибири» (1817 г.) пишут: «Шаманский камень имеющий вид четырехстороннего столба и состоящий из красноватых скалистых камней, которому в важных случаях родичей своих буряты приводят к присяге»[iii].

Наиболее подробное описание этого камня, как «чело великана», принадлежит иркутскому архиепископу Нилу, автору книги о сибирском буддизме (1874 г.). Он описывает обычай местного населения, заключающийся в том, что лица, на которых падает подозрение и все причастные к делу, должны взойти по почти отвесным узким тропкам, цепляясь за корни и стебли редких растений, на вершину утеса, встать на самый край в полный рост, и раскинув руки, как крылья птица, громко прокричать во всеуслышание перед всем племенем, собравшемся по этому случаю, внизу у подножия скалы: «Я не виновен!». Этот обряд совершается ночью и подняться наверх испытуемый должен был без факела. Не все решались пройти через это испытание, и страшась кары духов, накануне испытания, некоторые из них бросали племя, семью и пускались в бега. Считалось, что если присягающий солжет, то духи низринут его с вершины. В тексте, говорится об огромной «лесине с обрубленными сучьями в виде лестницы, прислонённой к столбовидному останцу. По ней-то, принимающий присягу, восходит с убеждением, что, сделавшись клятвопреступником, он не достигнет вершины или же духи низринут его оттуда».

В 1847 г. инженеры, опасаясь, что эти камни и лиственницы упадут на тракт и раздавят людей, взорвали эти камни динамитом, во избегании несчастья[iv]. Скала, зарисованная художником Люрсениусом в XVIII в., в результате подрыва целиком исчезла, а останец утратил схожесть с головой воина, оставив о себе память для потомков в виде рисунка в монографии историка Г. Миллера и устных легендах об этом месте.

Это всё, что осталось от, нависающей ранее над дорогой, скалы Хара-Ажирай

Под именем Хара-Ажирай буряты почитали великого воина, отличавшегося необыкновенной силой. Бурятские легенды о нём отражены в трудах этнографов М.Н. Хангалова, Н.Н. Агапитова и С.П. Балдаева. В легенде о нём говорится, что Ажирай открыл ударом ноги дверь темницу самого Эрлик-хана – владыки подземного мира и правителя царства мёртвых, заточённого небесными силами в нижнем мире, за что ему был даровано имя Ажирай-Бухэ, он стал хозяином Чёрного коня и владыкой реки Лены. В легендах и молитвенных текстах Ажирай выступает как грозное божество, великан, хозяин Лены, владеющий огромным белым дворцом. На шаманских обрядах ему посвящали черного коня и приносили жертвы в тёмную безлунную ночь. Ажирай-Бухэ возглавлял впоследствии военные походы и умер на Лене от «маньчжурских» стрел. По преданию тело Ажирай-Бухэ, прославившегося своими подвигами во славу племени эхиритов, было выброшено волнами реки Лена около села Шишкино, он был похоронен по шаманскому чиноположению. На горе против теперешнего села Шишкино, была устроена аранга – помост на четырех столбах, на котором хоронится или убитое молнией животное или лошадь умершего шамана. На помост было положено тело павшего в бое героя со всем его воинским снаряжением и оружием, и была забита его лошадь. После смерти он был отнесен к сонму племенных божеств и почитаемых эжинов: Ажарай силач стал эжином реки Лены (Зулхэйн эжин)[v].

Из книги А.П. Окладникова «Петроглифы Верхней Лены», описание первого посещения Шишкинской писаницы в 1929 г.: «Однажды кто-то из местных жителей, толпившихся на раскопках, сказал, что на этих скалах вырезаны какие-то старинные рисунки, изображающие людей и животных, а в одной из расщелин, уходящей в глубь горы в виде пещеры, были найдены бронзовый котел и железное оружие. В самом деле, как раз эти изображения имел в виду автор многотомной «Истории Сибири» Герард Фредерик Миллер, когда писал, что где-то на пути из Качуга в Верхоленск «на правом или восточном берегу Лены» имеется «несколько украшенных фигурами скал, а на них видны разные изображения людей и животных, вырезанных на красноватом песчаном камне. Здесь родина бурят, у которых также существует обычай почитать священные скалы: каждая скала этого рода, называется ими Aiechu-tscholo, то есть «заставляющая вздрогнуть скала», и пользуется таким почитанием, что лица, обвиненные в преступлениях и желающие показать свою невинность, прибегают к подобной скале и обхватывают обеими руками, будучи твердо убежденными в том, что если ложно поклянутся, то непременно умрут. Такая «заставляющая вздрогнуть скала» находится у озера Байкала, к западу от того места, где вытекает река Ангара. Из других скал этого рода одна находится в верховьях реки Иркута, другая на восточном берегу р. Лены, в 14 верстах выше Верхолепска, третья на том же берегу, в 16 верстах ниже Писаного Камня».

В глазах русских жителей Сибири такие изображения были не простыми рисунками, а неведомыми, наполненными глубоким смыслом письменами, оставленными древними обитателями этой страны. Отсюда происходит и широко распространенное название наскальных изображений: «писаницы», «писаные камни». Коренное население окружало писаные скалы атмосферой религиозного почитания и культа. Для него эти скалы были священными местами предков, а наскальные рисунки – творениями духов. Не удивительно поэтому, что сибирское население, и коренное, и русское, обращало внимание любознательных людей на писаницы, как на местные достопримечательности, рассказывало о них приезжим образованным людям и путешественникам. Узнав о ленских писаницах, Миллер поручил своему спутнику, академическому живописцу Люрсениусу, зарисовать их в таком виде, какой они имеют на самом деле. И вот теперь, двести лет спустя, мы снова видим перед собой на красноватом фоне скалы не только силуэты птиц, но и всадников и даже чудом оказавшихся на берегах Лены двугорбых верблюдов, тех самых, которых так тщательно, с такой любовью зарисовывал в XVIII веке Люрсениус. Однако Миллер в то время не смог по-настоящему оценить и понять значения ленских писаниц. «Со всех этих изображений, – пишет он, – пока они мне были известны по слуху и пока я сам еще не добрался до них, я приказал снять рисунки. Но когда мне удалось увидеть их собственными глазами, мне стало жаль потраченного на зарисовку труда, да и теперь не считаю нужным издавать их. В виде образца, однако же, и следуя принятому порядку, прилагаю несколько рисунков, по которым любители таких вещей рассудят, могут ли они принести им какую-нибудь пользу». Суровый приговор ученого сделал свое дело. Шишкинские писаницы были постепенно забыты, и забыты надолго. Целых два столетия фактически никто о них не вспоминал, они нигде не публиковались, пока не были вновь открыты нами в 1929 году!»