ЗАГАДОЧНЫЕ СТЕНЫ БАЙКАЛЬСКИХ МЫСОВ

Текст и фото Сергей Волков

На многих скалистых байкальских мысах можно увидеть загадочные стены почти в рост человека, сложенные из камней без связывающего раствора, они полностью опоясывают вершины мысов или перегораживают их, иногда встречаются круговые выкладки из камней на самой вершине мыса, а в степи – сложенные из камней пирамиды и непонятные монументальные каменные сооружения, а также следы недавних геологических траншей и шурфов, уже сильно заросшие травой и выравненные землёй, так что не сразу становится понятен их возраст и предназначение. Не понятно, кто и зачем выложил 1,5-метровую круглую площадку из камней на мысе Шэбэта и огородил это место каменной стеной. Когда и зачем на горе Ехэ-Ёрдо был установлен дольмен с подпорной стенкой из камней, и почему именно эта гора в давние времена стала местом для проведения крупного межродового весеннего праздника? Кто оставил загадочный каменный менгир севернее этой горы? Для любознательных и пытливых исследователей Тажеранская степь хранит еще много тайн и секретов.

В Сибири обнаружены археологические объекты, не получившие пока удовлетворительного объяснения – большие каменные выкладки. Непонятная 15-метровая каменная стрела, острием направленная в скалу, выложена в Окинском районе в Восточном Саяне. Охотники рассказывают, что в этих местах есть еще древние узорчатые выкладки из камней, которые пока еще никто не исследовал. Сибирскими археологами описано свыше сотни удивительных каменных выкладок. Они располагаются как на горизонтальных поверхностях, так и на пологих склонах; как на открытых пространствах, так и на лесных участках с очень ограниченным обзором. Аккуратно выложенные камни образуют прямые линии, целые системы – зигзаги, спирали, кольца, эллипсы, (контурные формы бывают разомкнутыми и если смотреть сверху, можно представить в рисунках мифических животных). Что отражают эти картины из камней, их хронология и авторство строителей остаются неопределёнными.

Остров Ольхон и берега Малого Моря примечательны высокой концентрацией археологических объектов, свидетельствующих о проживании здесь людей с глубокой древности. Кроме могильников и многослойных стоянок, интересных прежде всего профессиональным археологам, на побережье есть загадочные каменные стены, обычно приписываемые курумчинской культуре, существовавшей в Прибайкалье с VI по X век. Памятники этой культуры распространены по обоим берегам Байкала. На Ольхоне имеются шатровые могильники курыкан, сложенные из каменных плит и, возведенные ими каменные стены. Для курумчинской керамики характерен своеобразный арочный узор. Курыкане были хорошими воинами, умели обрабатывать железо, у них было развито кузнечное ремесло. Они занимались земледелием и скотоводством, разводили лошадей и верблюдов, применяли искусственное орошение на полях. Курыканская конница с развернутыми знаменами, верблюдами и оружием увековечена на шишканских писаницах на реке Лене. До конца IX века курыкане были полновластными хозяевами Прибайкалья. Удивительным образом, однако, воспоминания о курыканах полностью отсутствуют в языке их потомков. Этноним «курыкан» не сохранился в названиях племён, родов, в поговорках, пословицах, в личных именах, топонимике, в отличие от проживавших, например, в этой же местности бурятских родов хори и булагат. До настоящего времени у археологов нет единого мнения о том, что такое курумчинская культура[i]. На искусственные стены, сложенные из природного камня поперек многих байкальских мысов, обратили внимание уже первые исследователи Байкала. Не заметить такие мощные сооружения было просто невозможно: стены 2-метровой высоты с прилегающими рвами перегораживали отдельные байкальские мысы и опоясывали некоторые вершины гор. Эти стены сооружались на высоком, скалистом неприступном мысу, сильно выступающем в море, как правило, мыс имел узкое соединение с сушей и был окружён с трёх сторон водой. Уже первые исследователи обратили внимание на древность этих сооружений, сведения о которых уходили в область преданий. Буряты именовали их словами шэбэтэ (от бур. шэбээ – «плетень, непроницаемая изгородь, каменная стена»). В результате их изучения ученые пришли к выводу, что это остатки курыканских крепостей и защитных стен, за которыми укрывались местные жители от набегов неприятеля. Курыканы, так именовался народ курумчинской культуры, считаются основным предком якутов, которые в VI–IX вв. проживали в Прибайкалье.Самостоятельное государство – Их ул курыкан ученые связывают с появлением в Прибайкалье представителей тюркских племен. Главную роль в этом племенном союзе играли, кангаласские роды в составе которых были и те роды, которые в настоящее время связывают с казахскими, а также исконные племена саха.

По гипотезе академика А.П. Окладникова, курыканы являются предками двух сибирских народностей: якутов и бурят. Сделав вывод о принадлежности крепостей курыканам, и описав с десяток подобных фортификационных сооружений на байкальских берегах, археологи на время просто забыли об их существовании. Серьезных археологических изысканий никто не проводил, а датировки всех стен традиционно основывались на находках вблизи них керамики. Так в дальнейшем и повелось, что все вновь находимые искусственные каменные стены на берегах Байкала стали относить без долгих раздумий к оборонительным сооружениям курыкан, даже тогда, когда выяснялось, что сложены они бурятами полстолетия назад. Точно также, впрочем, происходит и в Монголии, где все древние земляные валы, называют валами Чингисхана, независимо от времени их возведения, даже те, которые были воздвигнуты задолго до его рождения.

Загадка предназначения каменных стен на байкальских мысах до сих пор является предметом споров и порождает все новые гипотезы. Наиболее распространенным является предположение, что эти стены сложены с оборонительными целями, а каменные фортификационные сооружения на вершинах байкальских мысов – это сторожевые, наблюдательные пункты. По другой версии – это сакральные шаманские святилища, где стены и ров являются символами защиты сакрального пространства, пересекать которые не имел права ни один человек. В пользу этой версии говорят могилы, обнаруженные на огороженных стенами участках. Туристы, чтобы было интересней, предположили, что это древние обсерватории горизонтального типа, сориентированные строго по звездам, или что стены, например, на Ольхоне были, якобы, сложены каторжанами для удобства их охраны. За каменные курыканские стены в отдельных местах ошибочно принимаются, построенные полвека назад геологами, подпорные стенки для дорог, которые сооружались на крутых склонах для подъема техники в горы.

К сожалению, в большинстве мест с расположением каменных сооружений, нет ни достоверного археологического материала, ни легенд, которые могли бы внести ясность, кем, когда и с какой целью возводились стены из камня. Одна из характерных черт – слабый культурный слой, отмеченный на всех «крепостях», а также их расположение, несколько удаленное от поселений. Некоторые ученые считают, что перед нами, судя по всему, почти «классические» мужские дома, т. е. места временного проживания подростков и юношей. Здесь их обучали боевым искусствам, готовили к инициациям, проводили специфические ритуалы. Старики вспоминают об этих стенах словами: «Крепость, где метали стрелы». Большая часть исследователей убеждена, что это крепости, где курыканские воины могли длительное время сдерживать натиск неприятеля. Правда, при этом возникают закономерные вопросы, от кого им надо было защищаться, если они были господствующими племенами на прибайкальской территории в VI–IX вв., и где, если на них на самом деле нападали, тогда скрывались их дети, жены и скот? Огороженные территории на вершинах гор и мысов явно малы, чтобы на них могло поместиться значительное количество людей. Да и возможно ли вообще длительное время находиться на продуваемой ледяным ветром вершине безлесных гор, где нет источника воды и обустроенных жилищ? При сильном ветре в декабрьский мороз на вершине горы можно выдержать не более получаса. Не все сходится и в гипотезе о сакральных шаманских святилищах. Расспросы местных шаманов не подтверждают практики подобного строительства каких-либо огороженных сакральных территорий и кругов из камней для проведения шаманских ритуалов. Ограниченное место на остром гребне или вершине горы очень неудобно для проведения обрядов с разжиганием огня и традиционной пляской с бубном, во время которых шаман уходил в транс, для этого требовалась ровная и безопасная площадка.

В последние годы были обнаружены прямолинейные каменные кладки и подпорные стенки из камня в густом лесу, сооруженные не на мысах, а вдали от побережья, не несущие никаких оборонительных функций и не служащие для защиты сакральной территории. К их числу относятся прямолинейные стены, которые легко обойти по краям. Подобные стены или подпорные стенки дорог обнаружены на мысе Рытый, у подножия горы в густом лесу при выходе реки Курма к Малому Морю, остатки стены на мысе Саган-Хушун, прямолинейная, с проходами, без видимых защитных функций стена на мысе Орсо (летник Новый Улан-Нур, протяженность стены около 70 м, высота около 1 м). Подобные линейные сооружения из камня, расположенные с набором высоты на неудобных крутых склонах в лесу, совершенно не вписываются в версию оборонительных курыканских крепостей. Их предназначение для современников остается непонятным и загадочным, возможно, их истинная цель – ограждение опасных обрывистых мест, чтобы туда не мог случайно забрести скот, или следы заграждений для древних облавных охот – зэгэтэ-аба, когда к подобной стене для удобства отстрела гнали диких животных, или что правдоподобнее – следы поисковых работ геологов, память о которых оказалась короткой, и сейчас их следы деятельности воспринимаются как древние.

Круговые стены на вершинах гор прекрасно сохранились на мысе Шэбэта (залив Усть-Анга), на вершинах двух гор над долиной ручья Крестовского, на полуострове Арал (Малое Море), мысе Лударь (Северный Байкал), едва заметные следы стен есть в скалах пади Узуры (остров Ольхон). Квадратные стены найдены в Тажеранском массиве и в горах севернее Онгурёна. С вершины мыса Шэбэта, открывается прекрасный обзор долины Анги и прилегающих степей. Возможно, именно эта особенность послужила основанием для постройки стены, например, для сторожевого пункта. На вершине сохранился плоский круг, аккуратно сложенный из камней, диаметром 2 м, выступающий из земли примерно на 20 см. Размер круга и его месторасположение на остром гребне дают возможность считать, что его сложили для основания постоянного кострища, на котором мог располагаться сигнальный костер.

Одной из самых впечатляющих является стена на мысе Хоргой.

Хоргой – степной мыс на острове Ольхон, расположенный южнее острова Огой. Удобнее всего заезжать к нему от пос. Хадай по берегу теплого сора, где в солнечную погоду летом любят отдыхать туристы. От залива до мыса Хоргой – 4 км.

Это одна из наиболее легкодоступных и хорошо сохранившихся древних стен на острове. По флангам видна каменная кладка высотой в отдельных местах до 1,5–2 м. Она обнаружена в 1879 г. И.Д. Черским. Сооружение каменных стен производилось без какого-либо скрепляющего материала. Рядом со стеной сохранились полуразрушенный ров, шириной 3,5 м и глубиной 1,5 м, и земляной вал. Общая протяженность стены – 292 м, из них поперек мыса 202 ми 90 м – над пляжем с восточной, более пологой стороны мыса. С западной стороны, где мыс обрывается к воде отвесными скалами, следов стены нет. Именно здесь, на самом высоком месте мыса, обнаружен камень с выдолбленным углублением, предназначение которого непонятно. Высказывалось предположение, что это алтарный камень с углублением для сбора жертвенной крови, но пока это только рабочая гипотеза. Стена сложена из крупных камней, некоторые из них настолько большие и тяжелые, что поднимать их могли только совместными усилиями группа сильных людей, кладка стены лучше сохранилась ближе к краям мыса. Это, конечно, не мегалиты, но вес отдельных 3-метровых камней в стене, по расчетам, превышает полтонны. С восточной стороны перед стеной видны следы рва и покосившиеся на его краю вертикально вкопанные 2-метровые плоские камни. Подобное ограждение перед рвом и крепостной стеной сооружалось, чтобы остановить нападавшего конного противника. Входной проем в стене конструктивно выполнен подобно фортификационному сооружению на мысе Шэбэта, но он большего размера. Рассыпавшиеся камни указывают, что еще одна стена, с внутренней стороны полукругом защищала въездные ворота. Здесь также можно видеть вертикально вкопанные большие плиточные камни. На восточной стороне мыса в начале 80-х гг. прошлого столетия можно было видеть следы больших кругов, оставленных, вероятно, стоявшими в этом месте длительное время современными юртами бурят.

Назначение стены достоверно не установлено. Считается, что это укрепление, служившее для временной защиты. Однако в последнее время все большее распространение получает версия, что сооружение могло быть культовым святилищем. Так, за подобной стеной другого ольхонского мыса – Шэбэтском найдены захоронения людей. Место захоронения закрыто сверху каменными плитами, сложены они в виде могильного холма. По версии бурятского ученого Б.Б. Дашибалова, некоторые из таких мест могли являться культовыми объектами, а каменные стены и рвы оберегали от злых сил сакральное пространство. Для того чтобы усилить сакральные оборонительные функции городищ, приносились человеческие жертвы. Алтарем служили плоские камни с углублениями. Такие плиты с хорошо заметными углублениями шаровидной и цилиндрической формы обнаружены на мысе Хоргой. Стена на мысе Шэбэтском не сохранилась, все её камни были вывезены в конце 1950-х гг. в пос. Хужир для строительства фундамента клуба и для рыболовецкого пирса.

Количество вновь открываемых искусственных каменных кладок ежегодно увеличивается, и относить их все к курыканским сооружениям, возможно, будет неверным. Они отличаются как по форме и предназначению, так и по времени постройки. Да и являются ли все эти аккуратно сложенные друг на друга камни остатками оборонительных стен? Иногда за следы старинных стен ошибочно принимают гряды камней, сохранившихся на земле до наших дней, собранные еще совсем недавно крестьянами для очистки сенокосных пастбищ и выложенных рядами для задержания снега, сбора конденсатной влаги и увлажнения почвы, а также подпорные стенки, сооружаемые на крутых склонах для расширения дорог. Подобные подпорные стенки отчетливо видны вдоль старинных горных дорог, проложенных по крутым склонам к наблюдательным пунктам, на вершине Крестовского мыса и на склоне горы мыса Рытого. Их можно увидеть на крутых склонах современной автомобильной дороги в пос. Онгурён. При внимательном изучении можно заметить, что «стена» просматривается только с наружной стороны и кажется стеной только для наблюдателя от подошвы горы, на самом деле она с внутренней стороны вровень засыпана землей и не может служить защитой от нападающих, так как человеку наверху подпорной стенки не за что спрятаться. А вот ходить или ездить по такой дороге, буквально врезанной в крутой склон, один край которой проходит по каменной подпорной стенке, удобно. Сторонники версии оборонительных стен считают, что каменная кладка раньше была выше и от времени рассыпалась, но при этом ниже стены не наблюдается большого количества скатившихся камней. Большинство так называемых горизонтальных стен на крутых склонах не что иное, как подпорные стенки для расширения древних дорог или конных троп, чтобы жителям поселений удобнее и быстрее было подниматься в горы верхом на лошадях. Второе возможное объяснение – горизонтальные стены на склоне гор препятствуют подъему скота в горы с пастбища, или, наоборот, препятствуют животным выходить к опасным обрывам, такие стены можно наблюдать на мысе Саган-Хушун и в Тажеранской степи на обрывах к Байкалу.

Крепостные сооружения на мысах буряты именуют шэбэтэ – в значении «изгородь, загон», на языке южных монголов оно бытует в значении «крепостное сооружение». Характерно, что часто местность с каменными стенами ассоциируются старожилами с воспоминаниями о каких-то боевых стычках. В самом деле, на мысу можно эффективно вести оборону даже небольшому количеству стрелков: естественные скалы и искусственные каменные стены перед вершиной в сочетании с крутым подъемом дают значительное преимущество находящимся наверху. На версию об оборонительных функциях указывают также и идеальные «пулеметные гнезда» с выровненными площадками, расположенные среди камней на подходах к вершине ниже основной стены, по всем правилам военного искусства, обнесенные также низкой круговой кладкой из камней. Эта особенность наглядно видна в архитектуре каменного укрепления, расположенного, примерно в 1 км от берега выше по Крестовскому распадку. Удивляет месторасположение этой крепости – обзора Байкала с этой горы нет, и наблюдать с вершины можно только за долиной. Может быть, нужно было следить за пасущимся скотом, воровство которого было страшной напастью здесь даже в начале ХХ века?

С крайней горы мыса Крестовского открывается хорошая видимость на большое расстояние в обе стороны по берегу – до района мыса Голоустное на юг и до острова Ольхон на север. На Крестовском мысе поэтому был установлен маяк, длительное время помогавший кораблям ориентироваться в море. Из числа обследованных археологами городищ крепость на горе Дайн-Хошун считается наиболее сложной по устройству. Каменные стены Дайн-Хошуна высотой 3,5 м охватывали вершину горы со всех сторон. Общая длина стен составляла 150 м. Сейчас от них практически ничего не осталось. Длину можно не оспаривать, а вот вывод археологов о 3,5-метровой высоте крепостных стен вызывает настоящее недоумение: камни с вершины никто не уносил, а вот рассыпанных камней рядом вряд ли хватит, чтобы нарастить стену и на полметра. Лишь в одном месте сейчас сохранилась каменная кладка высотой с человеческий рост. Можно сравнивать фрагмент сохранившейся каменной стены на мысе Крестовском с хорошо сохранившейся сплошной стеной на горе Шэбэта, её протяженность составляет 135 м, высота – 1–1,5 м и толщина – около 1 м. Стена на горе Шэбэта прекрасно сохранилась, видна даже конструкция прохода в ней. Это сооружение опоясывает вершину также, как на Крестовском мысе, на 10–15 м ниже вершины, и возле него тоже нет обилия упавших камней, поэтому можно сделать вывод, что эти стены изначально не были высокими и, возможно, даже не являлись оборонительными, а служили для основания круговой тропы для дежурного-наблюдателя. С другой стороны, имеются указания в воспоминаниях местных жителей, что «дрались здесь до конца, потом уходили под землю и скрывались, пока неприятель не уйдет». Да и название мыса Дайн-Хошун переводится как «мыс войны». Внутри городища эпохи курыкан (VI–XI вв.) были обнаружены следы сторожевой вышки, жилищ. Упоминание о каменных стенах мыса Крестовского имеется практически во всех археологических описаниях побережья Байкала. Кроме известной археологической науке знаменитой каменной стены на мысе Крестовском в этой местности есть еще одно прекрасно сохранившееся и более впечатляющее фортификационное сооружение, расположенное в 1 кмот берега. Каменная стена, опоясывающая острую вершину, относится к числу тех, о которых нет никаких упоминаний ни в одном археологическом отчете, найдена она была случайно в 1995 г. жителем мыса Крестовского А. Копыловым, когда он искал пропавшую козу. Гора с этой стеной расположена на левой стороне долины слева от ручья Ледяного. На северном склоне ее имеются шатровые каменные сооружения, в нишах которых были найдены фрагменты глиняной керамики от большого кувшина, украшенного выпуклым орнаментом.

Считается, что в древности на горе находился сторожевой пост, откуда дымовыми кострами предупреждали о приближении неприятеля. При рассмотрении этой версии следует учитывать, что пересечь Байкал неприятель мог только в зимнее время по льду и постоянно следить за возможностью его появления в условиях морозного ветра на вершине горы просто невозможно. Например, мы, закутанные в ветрозащитные комбинезоны в защитных масках и очках, сумели продержаться наверху, при сильном ветре на декабрьском морозе не более получаса. Даже фотографии, толком сделать не удалось – ветер был такой мощный, что зафиксировать устойчиво фотоаппарат было трудно, да и встать в полный рост на самом гребне было небезопасно, устоять на таком ветру просто сложно.

Совсем иначе о происхождении этих стен говорят местные жители. В их рассказе постройка наблюдательного пункта связана с работой таможни в недалеком прошлом (дословно – «дед работал сторожем таможни и помнит о строительстве на мысе»). Сторожа отслеживали безопасную переправу грузов через Байкал и движение караванов. Для этого была сооружена конная тропа наверх горы и наблюдательный пункт с вышкой, чтобы можно было быстро подняться и спуститься всаднику. О том, что еще совсем недавно люди часто ходили здесь, свидетельствуют три радиальные тропы от вершины, следы которых были отчетливо видны в конце 1980-х гг. на склоне горы. Эти тропы даже не успели зарасти и полностью исчезнуть, как это должно было бы быть, если бы городище было курыканским и отстояло от нашего времени на тысячелетие.

Археологам очень трудно определить точные даты сооружения таких объектов, как земляные насыпи или стены, сложенные из камней без скрепляющего раствора. Сухая каменная кладка, не содержащая органических компонентов, пригодных для радиоуглеродного или термолюминесцентного анализа, оказывается практически не датируемой. Невозможно точно определить возраст постройки и зачастую даже её предназначение.

В научных монографиях упоминаются лишь фортификационные сооружения на байкальских мысах, но нет ни одного описания стен, открытых в последние годы вдали от берега в густой тайге, явно не имеющих никаких оборонительных функций. Эти стены расположенные в глухих местах, среди первобытного леса, часто на неудобных крутых склонах, совершенно не вписываются в общую картину, а если к ним добавить и круговые сооружения, опоясывающие некоторые продуваемые вершины гор, их предназначение становится непонятным и загадочным. Только в районе Малого Моря сегодня известно уже несколько десятков подобных каменных сооружений, предназначение которых остается неясным.

ДРЕВНЕЕ ШАТРОВОЕ СООРУЖЕНИЕ. УЛАН-ХАНСКИЙ

Напротив пос. Хужир, на противоположном материковом берегу Малого Моря в густом сосновом лесу находится странное каменное сооружение, о предназначении которого долгое время высказывали всевозможные догадки. Этот пример показателен, насколько противоречивыми и убедительными могут быть разные гипотезы. Старинное каменное сооружение (N53°33¢977 E107°01¢437) с особой кладкой стен в два ряда и воздушным проходом между ними (печной камерой для дров) находится в150 мот дороги на 37-м км в лесу от Черноруда, в3 кмюжнее мыса Улан-Ханский, в 8,5 км от развилки дорог на въезде в пос. Курма. Старинное каменное сооружение (N53°33¢977 E107°01¢437) с особой кладкой стен в два ряда и воздушным проходом между ними (печной камерой для дров) находится в150 мот дороги на 37-м км в лесу от Черноруда, в3 кмюжнее мыса Улан-Ханский, в 8,5 км от развилки дорог на въезде в пос. Курма. Подобных сооружений нет в других местах побережья Байкала. Это редкое историческое сооружение – единственное в Прибайкалье. Версий о его предназначении было много, среди них имелись такие оригинальные, как печь для выплавки лепешек партизанами Каландаришвили или «Чрево Матери» – эвенкийское шаманское святилище, в каменном чреве которого якобы замуровали шамана для проведения какого-то особенного обряда. Наиболее распространенной гипотезой до недавнего времени оставалась версия железоплавильной печи, правда, не понятно, откуда доставлялась сюда руда. Рядом неизвестно рудных месторождений, и нет близко расположенных поселений. Железоплавильное предназначение печи подкреплялось фактами присутствия рядом отвалов шлака и показаниями металлоискателя. К загадочной каменной печи можно пройти по тропе от дороги, около 150 м. Высота сооружения – 2,5 м, внутри – 3 м, окружность у основания – 4–5 м, диаметр в самом широком месте – 2,6 м. Пол выложен каменной плиткой с уклоном в центр, где есть отверстие в полу, внутренние стены обмазаны глиняным раствором. О древности сооружения свидетельствует красный лишайник на стыках камней, для образования которого требуется много лет. Печь расположена в глухом лесу на склоне горы, где не видно следов жилья и дорог. Местный житель А.А. Тахиев вспомнил предание о том, что в местности Буту несколько веков назад стояли кочевые юрты рода шоно (волка), там были три железоплавильные печи для изготовления чугунных изделий. Возможно, в этих печах могли производить железо для изготовления нужных в хозяйстве чугунных чанов и сосудов. По другой версии, рассказанной также местным жителем, это шатровое сооружение – эвенкийская постройка для совершения сложных шаманских обрядов и продолжительного ритуала, связанного с жизнью и смертью. Двойная стена предназначалась для магической защиты второго костра, который разжигался внутри шатрового сооружения для проведения обряда. Еще один костер разжигался снаружи. Версия о практике шаманских ритуалов напоминает гипотезу о магических рвах у каменной стены мыса Хоргой, звучит также красиво, но не убедительно, для чего тогда воронкообразный пол с отверстием в центре? Точного ответа о предназначении каменного сооружения долгое время не было.

В сентябре 2007 г. иркутский турист Эрик Бутаков решил разгадать загадку строения и произвел раскопки внутри и снаружи каменного шатра. После освобождения пола от земли внутри была обнаружена тщательно облицованная каменными плитами воронкообразная поверхность с квадратным отверстием в центре. На подобном крутом воронкообразном полу шаману было бы неудобно проводить свои обряды. Четыре точно подогнанные, практически без видимых щелей, друг к другу плиты образуют воронкообразный сток с отверстием посередине. От отверстия в центре шатра под полом из каменных плит был проложен деревянный желоб, обильно пропитанный смолой, который выходил наружу. Все этот свидетельствовало о технологическом предназначении конструкции, но никак не о сакральном убежище эвенкийского шамана. При освобождении желоба от земли в нем был обнаружен прилипший характерный кокс из смолы и сажи, а весь деревянный сток оказался сильно просмоленным. Если бы из печи выходил расплавленный металл, деревянный желоб просто сгорел бы – подобная конструкция для железоплавильной печи не подходит, следовательно, и воспоминания местных жителей, не более чем современные байки. Кокс без следов расплавленного железа натолкнул исследователя на мысль, что печь предназначалась для изготовления смолы, которая широко использовалась как герметик при постройке деревянных лодок на Байкале. Склон около печи оказался сплошь состоящим из отвалов золы и шлака. В прекрасно сохранившемся под землей просмоленном насквозь деревянном желобе были обнаружены старинные кованые гвозди, вероятно, плотно крепившие крышку над желобом. Обнаруженные гвозди сильно проржавели и сломались от прикосновения рук. Заключение после тщательного исследования ­­– это старинная смолокурня, редкий исторический образец конструкции печи для изготовления смолы.

В 2013 г. при содействии Иркутского отделения Русского географического общества в лаборатории палеогеографии СПбГУ был определён возраст радиоуглеродным методом древесного среза жёлоба печи. Реальный возраст жёлоба составляет 160–200 лет и показывает дату, когда лиственница была срублена. Календарный возраст в радиоуглеродной хронологии принято считать от 1960 г., следовательно, это сооружение было построено ранее 1760–1800 гг. – во второй половине XVIII в., а если учесть, что прогоревшие деревянные желоба могли неоднократно заменяться на новые, печь может быть ещё старше. Интересно отметить, что примерно в этом месте первые русские казаки, вышедшие к берегу Байкала в 1643 г. под предводительством Курбата Иванова строили и смолили свои лодки.

О ее древности свидетельствуют выросшие вплотную 60-летние сосны, кованые гвозди и связывающий материал каменной кладки, которым является глина, а не современный цемент.

Секрет изготовления смолы из хвойных деревьев заключался в нагреве смолистой древесины без доступа воздуха. Стены каменного сооружения изнутри аккуратно обмазаны глиной, и шатер, вероятно, герметически закрывался после загрузки внутрь древесины, затем между двойными стенами разжигался огонь. Для увеличения тяги на торцах боковых стенок можно видеть квадратные отверстия для поступления воздуха в топку. Один цикл производства занимал несколько дней. Получаемая разогретая смола по деревянной трубе стекала в бочонок, а образовавшийся шлак шел в отвал, который сейчас можно обнаружить под дерном на склоне рядом с печкой. В исторических текстах говорится: «Курение смолы из сосновых пеньков и корней производилось в особо устроенных небольших смолокурнях. Деготь гнался на тех же смолокурнях из березовой коры – бересты. Добытые деготь и смола помещались в бочки и частью продавались скупщикам, которые отправляли их в губернии, где хвойных и березовых лесов было мало. Часть смолы и дегтя продавалась на местных рынках. Товар ходовой. Смолили суда, лодки, бочки, веревки, канаты. Дегтем смазывали телеги, упряжь, обувь, лечили людей и животных».

«Буряты сами строили лодки и карбасы, среди них были известные мастера, имена которых сохранились до настоящего времени. Лодки делали из кедра, самого легкого и прочного, мягкого и не тонущего, по их мнению, дерева. Иногда их строили из особо мягкой сосны, которая растет на о. Ольхон. На лодки идет кондовый, без сучьев лес. Лодку смолили дегтем, весло и руль изго­товляли из тех же пород деревьев. Буряты занимались и бондарничеством, так как бочки под рыбу пользовались большим спросом».

К сожалению, этот единственный примечательный исторический объект на побережье Малого Моря безжалостно разрушается туристами и браконьерами-охотниками, сломавшими цельность кладки стены для удобства стрельбы по диким животным на солончаке.

Дорога в этом месте проходит через густой лес. Найти шатровое сооружение достаточно сложно, никаких заметных ориентиров на дороге нет. Единственным приметным ориентиром будет русло сухого ручья и начало тропы в гору. От шатрового сооружения до брода через реку на мысе Улан-Ханском – примерно 3 км.

ЖЕРТВЕННЫЕ КОМПЛЕКСЫ – КАМЕННЫЕ ПЬЕДЕСТАЛЫ ШРАКШУРА

Пролив Малое Море в южной части сужается до узкого пролива Ольхонские Ворота, западнее которого находится большой мелководный залив с песчаными берегами – Мухур. Залив углубляется в сушу на 8 км и имеет среднюю глубину 4–5 м. В самом конце в него впадает река Кучелга. В переводе с бурятского мухур – «тупик, конец».

Кроме знаменитой среди специалистов многослойной стоянки в бухте Улан-Хада на мысе паспортизовано еще 6 стоянок и древних захоронений. Уникальность палеостоянки в бухте Улан-Хада состоит в том, что четкое стратиграфическое разделение культурных слоев позволяет точно датировать каждый. Здесь археологами были обнаружены нефритовые кольца и уникальные «китойские крюки», отнесенные к предкурыканской культуре, II тыс. до н. э. Они представляют собой каменные крюки с привязанными к ним зубами грызунов. В настоящее время археологический разрез законсервирован для будущих исследований. Строительство и обустройство летних лагерей в этой бухте запрещено. Древние люди не случайно облюбовали это место. Живописная местность, уникальный микроклимат, мелководные бухты, хорошо защищенные от байкальских ветров, богатые рыбой – все это благодатно для длительного проживания здесь людей.

На берегах озера находится множество молитвенных и жертвенных мест, где совершалось поклонение Байкалу. С давних времен необычная мощь ветра из ущелья Сармы особо почиталась местным населением. Следы особого поклонения можно обнаружить в месте выхода реки Сарма из ущелья, где на левом берегу реки имеются древние рисунки на скале. Рядом следы каменной стены, некогда преграждающей вход в ущелье и подобие святилища. Возможно, как и в другие сакральные ущелья Байкала, вход в сарминское ущелье, где обитал и откуда дул свирепый ветер для древнего человека был запретным, отсюда и отсутствие свидетельств о древней тропе по долине р. Сармы, туда просто существовал запрет ходить.

Ещё одной загадкой, хотя эти каменные жертвенные комплексы изучали учёные, остаётся большое скопление в одном компактном месте в местности Шракшура десятков плиточных прямоугольных сооружений из камня – пьедесталов, высотой около метра, предположительно культовых капищ, так называемых «жертвенные комплексы», так как другого объяснения их предназначения пока дать не могут. Находятся они на западном берегу залива Мухур непосредственно рядом с дорогой, справа на пути от Черноруда к Сарме и отлично видны из окна автомобиля, когда автомобиль спускается в одну из небольших долин. Учёные предполагают, что это древний жертвенный комплекс, состоящий из большого числа наземных кладок различного размера из крупных камней. Внутри каменная кладка, длиной до 4 ми высотой до 1,5 м, доверху заполнена мелкими обломками, некоторые из них имеют две, выложенные из камней камеры с костями животных. Местное население не сохранило в памяти легенд о предназначении этого места. Учёные относят эту каменную загадку к стыку курыканской и раннебурятской эпох.

Доктор исторических наук А. Тиваненко в книге «Древние боги Байкала» пишет: «По внешнему виду эти памятники можно принять за кучи камней, собранных при расчистке сенокосного или пастбищного угодья. Однако местные буряты не признают их таковыми и не знают, кто и в какое время их соорудил. «Жертвенные комплексы» состоят из большого числа наземных кладок различного размера, овально вытянутой формы. Средние их размеры составляют 3-3,70x2,10-2,88 м при высоте 1,5 м. Большинство каменных ящиков внутри доверху заполнены мелкими обломками, а в планировке соблюдены подобия коридоров и проходов между сооружениями. При этом в центре занимаемой территории всегда выделяется один или несколько кладок особо крупных размеров. Состоят из трех видов капищ: алтари, жертвенные очаги и «кладки». Алтари отличаются более сложной конструкцией и имеют четкий вид каменных ящиков с двумя камерами. Заполнены жжеными костями животных. Очаги в основном розеточного типа из камней вокруг зольника с остатками жертвенных приношений. Под «кладками» подразумеваются овальные сооружения из плотно уложенных друг на друга нескольких слоев каменных плит, но они также заполнены костями жертвенных животных. Также не находит пока объяснения сосредоточение подобных эффектных памятников в компактном месте, но разгадка может исходить из названия самого залива Мухор Малого моря. Как указывал П.П. Баторов (1920 г.) такие объекты именовались мухар-ширэ – «престол» (то есть жертвенник, на котором жгли головы, ноги и кости жертвенных животных и относились к числу стационарных долголетних культовых капищ общеплеменного значения».

В настоящее время пытливому наблюдателю могут быть доступны для осмотра детали, обычно ускользающие от поверхностного обзора – параллельно автомобильной дороги видны следы широкой до 4 метров, выложенной по краям крупными камнями парадной дороги к святилищу, которая теряется через сотню метров в болоте. В густом лесу встречаются крупные плиточные сооружения, заросшие большими деревьями, что свидетельствует о почтённом возрасте этих каменных капищ.

ЖЕРНОВА КРЕСТОВСКОГО МЫСА

Крестовский мыс был местом, где изготавливали каменные жернова для мельниц. Следов каменных построек на берегах Байкала в этом месте не найдено, строили здесь из дерева, а когда бросали деревни, их затем разбирали на дрова, и следов поселений не оставалось. Но обработанные каменотесами тяжелые камни, немые свидетели деятельности человека, сохранялись до наших дней. Массивные круглые заготовки из гранита в пади Крестовской вызывают недоуменные вопросы: как их транспортировали и пробивали в них сквозные отверстия? Каменный обработанный круг с отверстием посередине лежит на галечном пляже Малой Крестовской бухты уже минимум полстолетия. Каменное изделие представляет собой плоский круг диаметром 153–154 см, толщиной 75 см с идеально правильным сквозным отверстием в центре диаметром 18 сми ровными, старательно обработанными со всех сторон поверхностями – типичный гранитный жернов для водяной мельницы. Говорят, чем больше был вес жернова, тем мельче перемалывалось зерно. Простой математический расчет через плотность гранита дает приблизительный вес лежащего на берегу круга – около 2,6 т, камень такого веса вряд ли выдержит телега. То, что он предназначался к перевозке, очевидно – на Крестовском мысу нет реки, где могла бы быть сооружена водяная мельница.

Каменоломня, где изготавливали гранитные жернова, находится выше по распадку, примерно в 1 км от берега. Рядом с тропой можно увидеть еще один наполовину обработанный круг такого же размера, что и лежащий на пляже Байкала. Он был оставлен каменотесами, вероятно, из-за неправильного скола на одном из краев при обработке. Старожил этих мест А. Копылов рассказывает, что еще два круглых жернова лежат в воде на шельфе Большой Крестовской бухты. Они находятся под водой и уже наполовину замыты галькой, но увидеть их еще можно. По его словам, последние буряты покинули эти места в 50-х годах прошлого столетия, а бурятские старухи оставались здесь до своего конца. В 30-х гг. деревянные дома в пади Крестовской тянулись на 2 километра вверх по распадку от берега. Сейчас о существовании этой зажиточной деревни напоминают только следы фундаментов и черноземные бугры от скотоводческих кошар, никаких деревянных построек не сохранилось. В конце XIX – начале ХХ в. здесь находилась переправа через Байкал, до революции функционировал филиал таможенной службы Мальты, контролировавший перевозку чая китайскими караванами. Падь Крестовская удобна в подъездном плане, ее склоны, в отличие от многих соседних мест, имеют незначительный уклон к байкальскому берегу, что позволяло легко подниматься груженым караванам в горы. Жители этих деревень также специализировались на изготовлении жерновов для водяных мельниц. Жернова из гранитов Крестовского мыса были изготовлены для мельниц бурятских сел Черноруд, Алагуй, Куреть, Анга и даже поставлялись в Бурятию. На чем их перевозили, рассказчики вспомнить уже не смогли, как, впрочем, и объяснить, каким инструментом пробивались круглые отверстия в центре каменных кругов метровой толщины.

[i] Харинский А.В. Курумчинская культура: миф или реальность. В материалах конференции «Социогенез в Северной Азии». Иркутск, 2009 г.