ХЭРМЭН-ЦАВ. ГОБИЙСКИЙ СФИНКС
Текст и фото Сергей Волков
ХЭРМЭН-ЦАВ. ГОБИЙСКИЙ СФИНКС
Одним из самых понравившихся нам мест в Монголии, несмотря на проведённые двадцать экспедиций по всей стране, с посещением самых известных и живописных мест, для нас по-прежнему остается урочище Хэрмэн-Цав (N43°28¢53² E099°49¢89²) в Заалтайской Гоби. Этот удалённый оазис расположен на юге Монголии в сердце безводной пустыни, чтобы попасть в него нужно 10–12 дней экспедиционного пути на подготовленных внедорожниках от Иркутска (общий пробег около 4,5 тыс. км) или два полных дня пути от Даланзадгада, причём последние 40–50 км надо находить проезд среди саксаулов, песчаных сайров и барханов.
Впервые мы достигли этого места в 2000 г. В это время урочище было труднодоступным и его редко посещали люди. Один из встреченных нами монголов, узнав о цели нашего путешествия, рассказывал о страхе, который он испытал при посещении этой обширной безводной и раскалённой пустыни. Заходили мы в Хэрмэн-Цав с севера сначала по слабому следу, который трудно читался на рельефе и его было легко потерять в замытых водой сайрах, а затем по целинным пескам без какого-либо намека на предшествующий здесь проезд автотранспорта. В следующий приезд мы убедились в непопулярности этих мест, проезжая вновь по своему прошлогоднему следу и, видя по отпечаткам колес, что за истекший год так никто и не повторил наш маршрут. Даже в наши дни, без местных проводников и спутниковой навигации лучше не соваться в барханные поля Заалтайской Гоби, где путешествовать приходится по бездорожью.
Географ Э.М. Мурзаев писал об этих местах в своих «Гобийских заметках»: «Безжизненные пространства Заалтайской Гоби производят на путника удручающие впечатление: «каменистый панцирь», покрытый лоснящейся коркой «пустынного загара», редкие кустарники приземистого парнолистника или хвойника. Даже саксаул избегает эту каменистую пустыню»[1].
Несколько дней мы пробивались к затерянному в центре Заалтайской Гоби урочищу Хэрмэн-Цав, расположенному внутри безлюдного плато. Поиск проезда к нему был одним большим приключением, неизведанные места манили и пленили нас своей красотой. Сложность захода по барханным пескам с пересечением крутых склонов безводных сайров и затраченные усилия, позволяют в полной мере испытать радость от преодоления тяжёлого пути. Это достойная цель для путешественников в Гоби, но, чтобы сюда добраться иногда приходится серьёзно ремонтироваться в пути. Не всегда есть с собой нужные запчасти и приходится придумывать что-либо на ходу. Показательный случай произошёл на моей «Ниве». На последних метрах песчаного подъёма на входе в Хэрмэн-Цав автомобиль заглох и остановился из-за заклинившего переднего колеса. При его разборке оказалось, что тормозная колодки полностью сносилась и проскользнула между ступором и диском. Новой у меня не было, поэтому мы решили выпилить точно такую же из деревянной доски и использовать её взамен фирменной. Получилось, как надо, при длительном торможении на скорости появлялся запах жжёного дерева, но тем не менее на этой деревяшке я в итоге смог доехать до Улан-Батора.
Чтобы заехать внутрь урочища с равнины (около 1000 м) сначала надо преодолеть песчаный вал высотой около сорока метров, а затем спуститься в урочище Хэрмэн-Цав (977 м). Небольшой песчаный вал практически полностью скрывает от взоров, спрятанный внутри зелёный оазис. При пересечении вала, на песчаном спуске, когда слева будет песчаный пирамидальный утес, похожий на замок, дорога прорезает жилу гипса, имеющего белый окрас породы внутри песка и покрасневшей от солнечного загара снаружи, каждый раз мы останавливаемся здесь, чтобы набрать образцы минерала кинжальной формы на сувениры.
Отдельные участки пробитой нами дороги стали теперь основным накатанным колёсным следом заезда в Хэрмэн-Цав. Ныне картина уже иная – популярность Хэрмэн-Цава, как самого красивого места в Заалтайской Гоби, сделала его значительно доступнее, туристы накатали к нему дороги, так что стало возможным доехать до него даже на велосипедах, хотя если не иметь трека проезда и координат урочища, можно его и не найти. Вариантов заезда в Хэрмэн-Цав теперь стало много.
В 2001–2016 гг. мы были здесь еще много раз, пробив дорогу сюда с запада через пески долины Ингэн-Ховрийн-Хоолой, а затем с юга, и теперь имеем достаточно полное представление об этой местности, чтобы заключить, что это одно из самых красивых урочищ в Гоби. Соперничать с ним по величественности природных пейзажей могут только самые большие в Монголии барханные пески Хонгорын-Элс, напоминающие песчаное море, но у них несколько другое содержание и своя красота. Впервые попав в урочище Хэрмэн-Цав, с трудом преодолев за два дня труднопроходимые пески, мы испытали настоящую эйфорию обнаружив лабиринт протяжённых глубоких каньонов с отвесными красными стенами и причудливыми песчаными останцами по периметру. В центре впадины, изрытой водными потоками и ветровой эрозией, расположен редкий для этих засушливых мест роскошный зелёный оазис с высокими разнолистными тополями, ветвистым белым саксаулом и тамариском, обильно украшенным фиолетовым цветением (N43°28¢006² E099°49¢976²). Периметр впадины обрамляют красные уступы обрывов, самые мощные из них достигают высоты 200–150 метров (GPS-замеры в низких местах впадины – 970 м, максимальная высота плато по периметру урочища – 1240 м). У их подножия располагаются девственные песчаные барханы.
Иногда урочище Хэрмэн-Цав с лабиринтами отвесных стен-обрывов сравнивают с одним из глубочайших каньонов мира – Колорадо (длина – 446 км, глубина до 1800 м), хотя по масштабу оно значительно уступают американскому, некоторые черты сходства можно заметить. Каньон Хэрмэн-Цава также очень эффектен и впечатляет, он один из самых крупных на юге Монголии, полная протяженность от устья до истока около 20 км, глубина достигает 200 м.
Необычный ландшафт этого места многие очевидцы сравнивают с развалинами сказочных городов. Обрывы Хэрмэн-Цава со столбами из песчаника, причудливые формы выветривания из затвердевших бурых осадочных пород, природные монументы, напоминающие египетского сфинкса, зубчатые стены, башни, бойницы создают издалека впечатление искусственных монументальных крепостных стен и развалин и могут соперничать по своей красоте со знаменитым «Эоловым городом», открытым в 1906 г. В.А. Обручевым. «Эоловый город» расположен на северной окраине Джунгарской Гоби, вблизи древнего Шелкового Пути. Причудливые гигантские формы выветривания и руин из песка в монгольском Хэрмэн-Цаве напоминают древний азиатский город-фантом с разрушенными замками, это уникальное место и настоящий рай для фотографов.
В своих рассказах об увиденном, побывавшие здесь путешественники едины. Из отчета А. Трушниковой, участницы экспедиции на внедорожниках «Алтай – Гималаи-2004 г.»: «Несмотря на наличие GPS-координат нам пришлось сутки искать заветное место в условиях полного бездорожья. Полдня мы мотались по поверхности, покрытой пустынным «загаром», с трудом угадывая дорогу и передвигаясь в основном по сайрам. Вдруг раздался гудок автомобиля: «Там сфинксы, там башни, там ворота, там оазис!» –истошно кричал Трушников в рацию, ведя всех за собой. Все было так, как он говорил: причудливые гигантские формы руин из песка, непонятно куда ведущие закоулки. Это было похоже на древний азиатский город-фантом. Казалось, если закрыть глаза, и через несколько секунд открыть, то по улицам начнут ходить женщины в паранджах и мужчины в чалмах, караваны, нагруженные тюками с шелком и пряностями, повсюду раскинутся восточные лавки. Было что-то во всем этом рукотворное».
По научной терминологии, это удивительные по красоте образования – бедлендовые останцы, обрывы-чинки, сложенные красноцветными и пестроцветными отложениями. Сильный и шквальный ветер, несущий песок, отшлифовал за тысячелетия мягкий песчаник обнажений самым причудливым образом.
Самый масштабный и протяжённый 8-километровый каньон с отвесными обрывами около 200 м начинается выше оазиса. Проход к нему по дну узкого сухого сайра, когда над головой смыкается зелёный свод из цветущего тамариска и густого тростника высотой свыше трёх метров, из зарослей которого доносятся подозрительные шорохи, слегка напрягает из-за боязни змей и клещей. Особенно много пустынной нечисти мы наблюдали здесь весной – весьма неприятное нашествие активных клещей, такое, что не все осмеливались проходить по дну узкого сайра с густым тростником выше человеческого роста, предпочитая обходить его стороной по освещённым солнцем более безопасным пескам. В этот приезд сайр был украшен обильным розовым цветением высоких кустов тамариска. Такое обильное цветение мы застали впервые. Розовые цветы живым тоннелем украшали безводный сайр. Иногда в начале лета в нём бывает вода.
Красоту этого места подчёркивает девственная, без следов человека, высокая золотистая песчаная дюна, расположенная выше оазиса у подножия красной стены-обрыва. Уютный оазис с тенью от деревьев очень удобное место для бивуака, где обычно мы привыкли останавливаться.
В словаре монгольского языка слово Хермэк означает отшельник (лат. хермин – отшельник, аскет, отказавшийся от общения с людьми, внешним миром), но большинство монголов переводит его на русский язык как стена-обрыв (монг. хэрэм – крепость, крепостная стена, цав – обрыв, трещина, щель). Характерной особенностью всех таких безжизненных «лунных» пейзажей с отвесными обрывами и запекшейся землей являются следы разрушительных дождевых потоков. Такая, изъеденная многочисленными дождевыми струями, земля называется в Монголии – цав. Подобных мест в Монголии не так много, все они нанесены на карту живописных мест Монголии и носят названия: Хэрмэн-Цав, Ногоон-Цав, Цагаан-Цав и т.д. Отличительная особенность таких мест – обнаженная красная, белая или черная запекшаяся земля. В обрывах часто встречаются глубокие расщелины, промоины и небольшие пещеры, а на песчаных покатых склонах глубокие овраги и густая сеть промоин с причудливыми песчаными скульптурами.
ГОБИЙСКИЙ СФИНКС
По периметру Хэрмэн-Цав окружён отвесными обрывами, среди которых выделяются скопления необычных скал причудливой формы. Некоторые из них издалека кажутся рукотворными. При рассмотрении вблизи оказывается, что скульптурные формы скалы приобрели естественным путём под воздействием ветра и песчаных бурь.
Особенно примечателен в южной части Хэрмэн-Цава природный песчаный останец, который своими очертаниями и размерами сильно напоминает египетского сфинкса. Высота песчаного сфинкса в Гоби примерно 23 метра, египетского – 20 м и 70 м в длину, оба смотрят на восход солнца. В «Тайной доктрине» Е. Блаватской есть пророчество, что у лап ещё не открытого в Гоби сфинкса, будет найдена капсула времени для потомков. Американский ясновидящий Эдгар Кейси записал видение о зале сокровенных знаний, скрытом под землёй под правой лапой египетского сфинкса. В обоих пророчествах сфинкс связан со скрытой под ним тайной предшествующих цивилизаций. В тексте «Тайной доктрины» не говорится, какой должен быть сфинкс в Гоби – искусственный или природный, возможно, ключ к пониманию этих пророчеств находится как раз под песчаным сфинксом. Сфинкс лежит на крутой 16-метровой конусообразной песчаной основе, над ней возвышается массивная голова, высотой около 7 метров, причём толщина «шеи» из-за интенсивного выветривания стала уже угрожающе опасной – в три раза меньше головы, и сколько ещё времени Сфинкс будет оставаться визитной карточкой этого места большой вопрос. Практически с любых сторон этот песчаный останец воспринимается зрителем, как узнаваемый характерный силуэт Сфинкса.
Первые научные экспедиции палеонтологов посетили это место в 1946–1947 гг., здесь они обнаружили значительно скопление костей динозавров. Известность Хэрмэн-Цаву придали также многочисленные находки частей панцирей черепах, кусочки раковин моллюсков и кости динозавров, однако наибольшую популярность этому месту принесли всё-таки не находки палеонтологов, а исключительная живописность местности.
Хэрмэн-Цав – одно из крупных местонахождений ископаемых млекопитающих на юге Монголии (подобное по значению широко известным – Баянзаг и Нэмэгэту). В июльском номере (2004 г.) журнал National Geographic посвятил кладбищу динозавров в Хэрмэн-Цаве главный материал своего номера.
В 1963–1971 гг. здесь работала монголо-польская палеонтологическая экспедиция. По её данным, в этой местности обитало большое стадо протоцератопсов мелового периода (вид растительноядных динозавров, передвигающихся на четырех ногах, небольшого размера до 2 м, с челюстями в форме длинного крючковатого клюва, и когтями на пальцах, похожими на копыта). Вот как описывает эту местность руководитель экспедиции Мацей Кучинский: «Хэрмэн-Цав – платформа, поднятая над равниной. Она засыпана черным гравием и вылущена внутри в виде полукруглого амфитеатра, открытого на запад. С остальных трех сторон эта вмятина не видна, вал из осыпей скрывает её от мира».
В 2003 г. работала российская экспедиция Палеонтологического института РАН обнаружившее в Хэрмэн-Цаве наибольшее разнообразие новых родов рогатых динозавров, родственных протоцератопсам. Вся устьевая часть Хэрмэн-Цава по данным их исследований оказалась заполненной остатками динозавров, их костями и скелетами.
В 2002 году нам удалось осуществить протяжённую пешеходную разведку вглубь плато, выше зеленого оазиса, к подножию отвесных скал, манящих нас ещё с прошлого посещения этих мест. По глубокому каньону мы зашли в зеленый тоннель, над головой сомкнулся шелестящий свод из мягких, гибких ветвей тамариска. В густой траве водоносного участка, при приближении слышно шуршание ускользающей живности. Внизу под травой подстерегает вязкая мокрая глина. На стенке красного обрыва видно огромное гнездо. Под ногами – солоноватая вода в глубине песка, и засохшие отпечатки следов многочисленных диких животных. Выше ущелья, у гор, виднеется золотистый песчаный бархан с острым гребнем. Температура воздуха +44°С.
Мелкий ручей в этом каньоне мы застали только однажды в начале лета, во все наши последующие приезды он был сухим, хотя в отчёте польских палеонтологов за 1963 г. упоминается солоноватый ручей в урочище Хэрмэн-Цав: «Наш совместный лагерь был расположен между красноцветными утесами в чудесном оазисе, заросшем большими тенистыми тополями, саксаульником и кустами тамариска. В соседнем глубоком каньоне между камышовыми зарослями протекал небольшой солоноватый ручей. На одном из участков этого ручья Барсболд со своими помощниками соорудил невысокую запруду, огородив ее досками, где скапливалась холодная проточная вода. Участники экспедиционных отрядов употребляли эту воду для различных хозяйственных нужд, мытья и освежающего душа».
В предрассветных сумерках мы начали подъем по дну высохшего сайра и узким красным каньонам вверх на плато, пока не уперлись в непроходимый колодец с отвесными стенами. Восход застал нас в пути, уже выше песков. Мягкие контуры песчаных барханов на восходе солнца волшебным образом стремительно меняли свой цвет. Это незабываемое зрелище! В предрассветных сумерках вокруг лагеря бесшумно летали, подобно совам, какие-то крылатые создания, они достаточно близко подлетали, временами пугая своей возможной атакой. Прозрачная после сильного ветра атмосфера и без единого белого облака синий небосвод предвещали великолепный восход. Собственно, такой мне Гоби и запомнилась после многих осенних экспедиций, ночью удивительно звездное небо, а утром – насыщенная синева небосвода с отчётливой луной. Только эта экспедиция отличалась какой-то неустойчивой и аномальной погодой. День, начавшись с солнечного утра, уже к обеду подернулся маревом песчаной бури, произошло это как раз в момент выхода автомашин из Хэрмэн-Цава. Намеченную экскурсию на южный каньон при испорченной погоде пришлось отменить. Этот впечатляющий каньон остается до сих пор так и не исследованным нами, только однажды мы видели его фрагментарно при ночном движении при свете луны, и он показался нам крупнее Хэрмэн-Цава.
Из Хэрмэн-Цава выходили по пескам, по-своему, знакомому с позапрошлого года, пути. К едва заметной и сильно занесенной песком колее от нескольких машин, добавилось очень мало новых следов. Удержать след не удалось, и вскоре мы были вынуждены пробивать новую дорогу.
ЧЕРЕЗ ПЕСКИ ВПАДИНЫ ИНГЭН-ХОВРИЙН-ХООЛОЙ
В местных географических названиях часто встречается монгольское слово Ингэн – «верблюдица» в сочетании с монгольским словами, переводимыми, как: «злая», «голосистая», «стонущая», «линяющая», «черная голова». Название впадины Ингэн-Ховрийн-Хоолой в переводе с монгольского дословно означает «Долина линяющих верблюдиц» или «Долина верблюжьей шерсти». Какой перевод правильнее – судить трудно, когда мы однажды оказались там, ветер ревел как в аэродинамической трубе, а в клубах поднятого им песка мелькали облезлые контуры убегающих диких верблюдов… Соваться в эти мрачные места в одиночку рискованное дело, песок пустыни здесь на многие километры покрыт оплавленной и почерневшей галькой, а проехать на машинах через протяжённые рыхлые пески до недавнего времени было невозможным. В 2002 г. нам уже доводилось с большими трудностями пересекать без дороги эту пустыню по ее южной окраине, тогда мы попали на заброшенные дикие золотые прииски с шурфами. Восточный борт этой безлюдной долины – место, где роют шурфы и кустарным способом добывают золото «ниндзя», так называют в Монголии старателей нелегальных промыслов. В одном из таких мест мы даже сделали фото на память у брошенных промывочных лотков золотоискателей. Ежегодно в Монголии добывают около 15 т золота, причём 40–50 % золота сдают старатели, добывающие золото вручную с помощью традиционных промывочных лотков. Местность эта интересна ещё и тем, что в начале прошлого века здесь проходила караванная тропа из Урги в Тибет, а в горах орудовали шайки разбойников, грабящих эти караваны. В XI-Гобийской экспедиции в 2008 г. мы ещё раз посетили эту пустыню, на четырёх внедорожниках из Хэрмэн-Цава впервые прошли через ее центр на запад, через самую ее низкую и непроходимую ранее местность, прямо через высохшие озера «Долины линяющих верблюдиц». Вряд ли когда-нибудь мы захотим снова повторить это убийственное испытание, мы попали в сильнейшую пылевую бурю и целый день пробивались 45 км без дорог по пескам при нулевой видимости по компасу к горам. Вышли мы на дорогу, не доезжая 20 км до Эхийн-Гол, обогнув с востока, а затем с севера гору Онгон-Улаан-Уул – «Священная красная гора» (1234 м), где множество шурфов золотодобытчиков и брошенных золотых приисков.
Местные монголы подтвердили, что через пески дороги нет и лучше их объехать, даже на наших мощных внедорожниках, но расстояние в 45 км напрямую было таким заманчивым, что мы решили пробиваться без дорог. Ездить без дорог по пустыне занятие довольно бестолковое, но у нас был предшествующий опыт, и мы решили, что сможем пробить дорогу и здесь. Но, это оказалось тяжёлым испытанием. Нескончаемое песчаное море с волнистой мягкой гребенкой и рыхлым грунтом, воздушным как пыльца растений, засасывало колёса наших машин, как болотная трясина. Были моменты, когда из четырёх машин, три полностью закапывались в песок и садились полностью на рамы. Уйма времени тратилось на объезды глубоких сайров, непроходимых для машин кочкарника и саксауловых зарослей. Изматывали также застывшие волны удивительно твердого песка, на которых машина раскачалась, как при морском шторме. Внезапно затвердевший песок заканчивался и на крутых уклонах машина начинала плыть, угрожая встать на бок. Всё это сопровождалось страшным ветром, нулевой видимостью, и невозможностью выхода из машины без ветрозащитных очков, но выкапывать машины из песка всё равно было нужно. Плюс к этому, здесь было очень много засохшего саксаула, корни которого, присыпанные песком, едва выглядывали наружу как лезвия ножей, угрожая нашим колёсам вероятностью прокола. На пикапе Toyota HiLux в одной из экспедиций у нас произошло пять проколов колёс, поэтому все кочки мы старались пропустить между колёс или объехать.
Трудностей и приключений при пересечении этой пустыни оказалось так много, что их с лихвой хватит для романтических рассказов внукам. Во-первых, по сложности маршрута XI-Гобийская экспедиция стала самым тяжелым испытанием для машин и людей: в жесточайшую пыльную бурю автомобили оказались вдалеке от дорог, на чрезвычайно сложном бугристом песчаном рельефе с засушенными глинистыми такырами на месте бывших озер.
Во-вторых, пикапы Nissan Navara и Toyota HiLux не выдержали нагрузок и к концу экспедиции стали буквально рассыпаться на глазах: на полном ходу у Nissan Navara отвалилась защита двигателя и днища, перестал заряжаться аккумулятор, на высоте 2600 м «умерла» АКП, но после обряда у ближайшего обо, машина снова смогла ехать. У HiLux от тряски сначала оторвался госномер, а затем потерялась труба отопителя и лопнула рессора. Живучесть сохранили только два Land Cruiser, но и у них из-за чрезмерной пыли к концу экспедиции стали скрипеть и заедать двери багажника.
В-третьих, на юге, в центре безводной песчаной пустыни, мы впервые за всю историю наших поездок попали в нетипичный для этих мест сильный дождь, так что воду с натянутого между машинами тента можно было собирать ведрами.
В-четвертых, два раза нас накрывала свирепая песчаная буря, когда выйти из машины без ветрозащитных очков было невозможно, а открытые двери вырывало из рук и разгибало кронштейны дверей в противоположную сторону. Хорошо ещё, что стекла выдержали удары летящих с ветром мелких камней.
Мы решили выходить на запад, примерно по тому же пути как шесть лет назад, но в условиях плохой видимости уже вскоре потеряли ориентиры, а затем и автомобильный след, по которому начали движение. Никак не удавалось пересечь сайр с песчаными бортами, и мы все дальше отклонялись к северу. Расстояние по прямой от Хэрмэн-Цава до дороги на западе около 45–50 км, но проехать напрямую здесь невозможно. Первоначально наши машины легко двигались по ровной галечной поверхности, но затем стало встречаться все больше песка и высоких зарослей саксаула. Чем дальше мы углублялись в пустыню, тем непроходимей становился ландшафт. Несколько раз машины прорезали колесами затвердевшую песчаную корку и переставали ехать, быстро зарываясь в песок. В ход шли доски или машину выдергивали из песчаной ловушки другой машиной. Тем временем песчаная буря набирала силу. Завихрения песка были настолько сильными, что скрывали из вида идущие сзади машины. В клубах песка рядом с нами, как привидения, очень близко от машины проскакали едва различимые в пыли четыре джейрана. Эти животные встречаются в пустынной зоне Монголии в Заалтайской и Джунгарской Гоби. Стройная антилопа, газель – джейран (хар соолт зээр) – быстрое и выносливое животное, приспособленное к жизни в безводной пустыне. Небольшими группами джейраны в день пробегают по 50–70 километров, легко развивая скорость свыше 65 км в час. Антилопы имеют забавную особенность – скакать параллельно движению автомобиля, а затем перегонять автомобиль и пересекать его путь. Мы неоднократно наблюдали подобные картины, успевая при этом достать фотокамеры и сделать фотографии животных, успели сфотографировать их и на этот раз. А потом стало не до фотографий.
Пробиваться становилось все труднее, бугры выше, песок мягче, а буря сильнее. Поочередно машины проседали в песок, но мы не давали им возможности глубоко закопаться, при первой же пробуксовке колес на помощь приходил другой автомобиль с тросом. Кульминацией стал момент, когда LC100 не останавливаясь, продолжил движение к подозрительному засохшему такыру с выступившей на поверхность солью, что является прямым признаком недавнего наличия здесь воды. Рацию на ухабах выбило и оставалось лишь непрерывно сигналить, чтобы остановить движение впереди идущей машины, к нашему счастью звуковой сигнал был услышан. И мы остановились для пешеходной разведки. В одном из мест на глиняном такыре лопата разведчика пробила засохшую корку и по черенок ушла в вязкую жижу, вероятно, именно на одном из таких мест, как нам рассказывали монголы, провалившегося по горло верблюда, из-за невозможности извлечь его из грязи пристрели на месте. Оказалось, что мы попали в самую низкую точку котловины на пересохшее озеро, отмеченное на топографической карте, и стоим практически в его центре, но к счастью находимся на сухом месте. Озеро полностью пересохло, но на нем могут находиться опасные грязевые ловушки, поэтому мы сочли надёжней уйти в сторону от него по очень изматывающей, кочковатой и бугристой местности с засохшим саксауловым бурелом. Никогда прежде мне не приходилось так безжалостно бить машину.
Под жалобное поскрипывание кузова, дорогу тропили поочередно, когда уставал один, и решимость продолжать движение его покидала, на смену вставала другая машина. Возвращаться назад по этому тяжелому пути, который мы уже прошли, никто не желал, мы надеялись, что может быть скоро станет легче. С прошлых поездок мы знали, что ближе к горам начнутся гравийные гамады – ровные участки, засыпанные гравием, по которым можно быстро и легко перемещаться, но к нашему неудовольствию достичь их никак не удавалось. Серьезно завяз груженый пикап Navara. Самое неприятное было то, что к нему было трудно подъехать для помощи. Пытаясь к нему приблизиться, сначала завяз LC100, а чуть позже при попытке разворота сел и LC80. Из четырех машин – три сидели. Жаль, что песчаная буря не позволила отснять этот эпизод во всей его экстремальной красоте – струящийся песок с бурлаками, досками и лопатами, наконец, общие командные усилия принесли успех и мы сумели пробиться, несмотря на страшное бездорожье, к твердому грунту мелкогравийного бэля. Горы были близко. Предвестником правильного пути стали попавшиеся нам по пути золотоносные шурфы, рядом с которыми мы нашли заброшенную дорогу, но она нас завела в итоге на крутые горы с рыхлым грунтом. Когда мы поняли, что сбились с пути, гребень был настолько узок, что с разворотом машин возникли проблемы. У гружённого пикапа Nissan Navara одно из колес оторвалось от земли, и он начал опасно сползать с гребня в бок с явным намерением встать на крышу. Не сговариваясь, мы одновременно вчетвером запрыгнули на край ее поднимающегося кузова и вернули заднему колесу опору. Вот с такими непрерывными приключениями в этот день мы прошли всего 120 км, это был самый маленький дневной пробег за все время экспедиции.
В солнечную погоду здесь тоже не сладко. Вспомнился эпизод прошлогоднего пересечения этой пустыни. Солнце палило немилосердно. Незащищенные участки кожи покрываются волдырями и начинают интенсивно шелушиться. Кожа на запястьях рук обгорала через ветровое стекло автомобиля, и ехать без перчаток было невозможно. Все открытые участки тела мы тщательно укрывали от солнца, отказавшись от шорт и рубашек с короткими рукавами, несмотря на температуру плюс 37 градусов в тени и горячий обжигающий ветер. Потеряв панаму, я приспособился наматывать на голову из простыни чалму, которая оказалась чрезвычайно удобной, днем защищала шею от солнца и уши от ветра, ночью служила покрывалом, так как спать под одеялом было жарко. От пыли и суховея трескаются губы, шелушится нос и мочки ушей. Сухой воздух, лишенный влаги, быстро обезвоживал организм. Кожа лица ощутимо сохла, особенно губы, если бы не гигиеническая помада и солнцезащитный крем, не известно в каком виде мы вернулись бы домой. Солнцезащитные очки через каждые 20 минут движения становились мутными от мелкой пыли. Из-за пыли и жары заметно возросло потребление воды.
В местах, где до нас не было автомашин, мы случайно обнаружили на оплавленной и почерневшей от тысячелетий жары галечной поверхности загадочные линии. Природу появления этих отчетливых параллельных плавных линий, мало похожих на караванные тропы или мотоциклетные следы, объяснить мы не смогли. Протяжённые гамады – ровная щебнистая поверхность с плотным песчаным грунтом, поверх которого тонким слоем лежат выветренные из грунта камешки, позволяет ехать без дорог с высокой скоростью. Среагировали мы на них только при пересечении третьей или четвертой линии. Появилась мысль, а собственно, что это такое на земле? Пересекаемые автомобилем отчетливые белые линии шли примерно с одинаковым 30–50 метровым интервалом параллельно друг-другу, почти перпендикулярно направлению нашего движения. На четвертой линии я притормозил. Мы ехали уже больше полутора часов без дороги, там, где похоже на всё ещё не ступала нога человека, автомобиля – точно. Появление отчетливых и непонятных следов было аномальным. Под слоем почерневшей на солнце гальки был первозданный песок. После наших машин оставался характерный пустынный след с вдавленными в песок камнями и следом резинового протектора, но он был серым, а не белым, и ни таким глубоким как эта белая линия. На этом белом следе, как будто кто-то старательно убрал все камни из него, было видно, что на закруглении поворота ширина линии остается постоянной. Еще более поразительным было отсутствие камешков в следе, поэтому след и казался таким ослепительно белым на фоне почерневшей гальки поверхности. В мотоциклетном следе были бы вдавленные в песок камешки, и он не был бы так идеально одинаков по ширине. Линии уходили куда-то по плавной кривой, но куда не было видно. В условиях надвигающейся пылевой бури и обыкновенной спешки при маршрутном движении, большого интереса и свободного времени к исследованиям нет, к тому же сзади появилась одна из наших машин, а задерживаться дольше, значит потерять из вида впереди идущие. Я нажал на газ и вскоре пересек очередную пятую линию. Из четырех машин, пересечение загадочных белых линий зафиксировали только два водителя и один пассажир, поэтому по доброй фольклорной традиции на ближайшей общей остановке мы с гордостью объявили остальным участникам, что только что сделали очередное открытие, обнаружив в пустыне огромный контурный рисунок с прямыми линиями, подобный знаменитым геоглифам перуанской пустыни Наска, и пошутили – «кто не верит, тот может вернуться назад и убедиться в правоте нашей гипотезы». Что мы видели на земле так и осталось загадкой – следы мотоциклетных гонок, тропы, соревнующихся куланов, или фрагменты древних изображений на земле?
РОКОВОЙ ПЕРЕВОРОТ В СТЕПИ
...Очередная холодная ночь, замерзает даже вода в канистрах. Сплю под двумя спальниками. Чтобы утром зажегся газ, баллончики с газом держим внутри спальника. Если оставить баллончики снаружи, они замерзнут, и газ не будет гореть. Далеко от палаток отходить не хочется, даже завернувшись в спальник и обмотавшись поверх него веревкой, чтобы он не спадал, чувствуешь пронизывающий холод. Ветер такой силы, что уносит прочь палатку, на мгновение оставленную без веса лежащих в ней людей. Прячемся от ветра в большой палатке, поставленной вплотную к автомобилю и крепко привязанной к багажнику на кузове. Внутри палатки непрерывно сжигаем в бидоне собранный в степи аргал и согреваемся горячим чаем. Вторую ночь мы коротаем на одном и том же месте посередине продуваемой ветром ровной степи. Ни справа, ни слева на горизонте никаких гор: голое и до неприличия ровное пространство. Говорят, что японцы специально приезжают смотреть на эти степные просторы, как ездят смотреть на море. Нам, однако, не до медитаций, перевернувшуюся машину поставили на колеса, но целый день поиска неисправности так и не дал результатов. Это не УАЗик с простой подачей топлива, а оснащенный бортовым компьютером Defender. После удара что-то стряхнулось в электронной начинке автомобиля и самостоятельно машина запускаться отказывается.
Все произошло точно так же, как несколько лет назад c моим УАЗиком: небольшая колея, гравийная дорога, занос влево, потом вправо, выброс автомашины из колеи, торможение, возглас «Ах!» и медленный переворот на бок. Невозможно что-либо в этот момент исправить. Не повезло. Перемешанные с песком вещи. Разбитое ветровое стекло и работающий стеклоочиститель. Покореженный левый бок и деформированные стойки кузова. При перевороте сильнее пострадали сидящие справа пассажиры, но, к счастью, значительных повреждений никто не получил. Перед поездкой автомобили были застрахованы от возможных неприятностей, как и все участники. Теперь, в соответствии с законами Монголии, нам необходимо в течение 24 часов сообщить о случившемся в ближайшее полицейское управление и ждать. По спутниковому телефону сообщаем об аварии в Улан-Батор и просим отправить к нам две машины: одну для буксировки поврежденного Defender, другую — для продолжения путешествия.
[1] Э.М. Мурзаем. Годы исканий в Азии. М., 1973 г., стр. 243.
